Издательский дом «Коло»

Винченцо Бренна

Издательский дом «Коло» представляет новое издание: монография Николая Евгеньевича Лансере «Винченцо Бренна» опубликована впервые спустя шестьдесят лет после ее написания. Книга выходит в свет при поддержке Комитета по печати и взаимодействию со средствами массовой информации Администрации Санкт-Петербурга.

Рукописи, как и люди, известное дело, имеют свои судьбы. Рукопись, которая предлагается теперь вниманию читателей, имеет сложную, драматическую судьбу, сопоставимую с судьбой ее автора — замечательного архитектора, художника, историка архитектуры Николая Евгеньевича Лансере. Автор напряженно работал над ней в течение двух лет, в промежутке между двумя арестами. На сбор и обработку материала потребовалось в общей сложности более десяти лет. Он успел.

Его жизненный путь близился к концу. Впереди оставались четыре года страданий: неправедный суд, непосильная физическая работа, этап, гибель. Значительно позже — посмертная реабилитация.

Эта рукопись намного пережила автора, так и не став книгой. Ее списки конфисковывали и заключали под стражу, следы их терялись в кабинетах ответственных работников; их отвергали издательства и раздирали на цитаты исследователи. Теперь пришло время ее реабилитации. Монография Н. Е. Лансере об итальянском художнике-декораторе и архитекторе Винченцо Бренне выходит в свет. И это очень важно — как для памяти ее автора, так и для всех нас. Потому что вопросы исторической и научной справедливости не устаревают морально. И у них нет срока давности.

 

Одним из первых биографов Н. Е. Лансере был его младший коллега, архитектор Анатолий Николаевич Петров (во второй половине 1930-х гг. он работал под руководством Лансере в архитектурной мастерской). Впоследствии А. Н. Петров стал известным историком архитектуры, ведущим автором фундаментальных изданий «Памятники архитектуры Ленинграда» и «Памятники пригородов Ленинграда». В неопубликованных воспоминаниях Петрова (они хранятся в семейном архиве Лансере, как и все цитируемые ниже документы) Николаю Евгеньевичу посвящено немало теплых строк.

«На протяжении ряда лет я общался с архитекторами,— пишет он.— Из них чаще всего я вспоминаю Н. Е. Лансере. Причиною этого не только его судьба — судьба многих его современников. Причина в другом — в том, что я видел (или увидел) в нем человека, близкого моему представлению об идеале человека. Ум, большой талант, сочетавшийся с предельной скромностью, моральное совершенство (нечто большее, чем только порядочность), эманация доброжелательства и внимания к окружающим и, наконец, широкая эрудированность ученого, историка искусств, органически связавшаяся с профессиональным мастерством художника и архитектора — сочетание исключительно редкое».

Касаясь темы научного наследия учителя, А. Н. Петров продолжает: «Лучшее из его историко-архитектурных исследований — опыт творческой биографии великого русского зодчего А. Д. Захарова — было опубликовано в журнале „Старые годы“ в 1911 г., впоследствии выпущено отдельной книжкой. В 1913 г. Н. Е. Лансере напечатал в том же журнале статью о дворцовом строительстве 1830–1850-х гг., написанную в соавторстве с А. Н. Бенуа, в 1914 г.— о дворцах и парках Гатчины. В 1920–1930х гг. он опубликовал очерки о Летнем дворце в Ленинграде, о „Фонтанном доме“ гр. Шереметевых, о творчестве Ч. Камерона, новые работы о Захарове и другие.

В его исследованиях документальная точность сочеталась с глубоким пониманием специфики архитектурного творчества и тонким художественным чутьем. Ни одно из них не потеряло поныне своего значения. Последний труд Н. Е. Лансере — монография о творчестве архитектора В. Бренна — остался неизданным».

 

Еще в начале 1930-х гг. Всесоюзная академия архитектуры выступила с инициативой издания серии крупноформатных, хорошо иллюстрированных монографий о творчестве выдающихся зодчих России.

Н. Е. Лансере загорелся идеей написать о своих кумирах — Чарльзе Камероне или Адреяне Захарове, с творчеством которых он был хорошо знаком. Однако подать заявки он тогда не успел: 2 марта 1931 г. его арестовали, а 19 января следующего года осудили Коллегией ОГПУ по статье 58, ч. 6 и 11 Уголовного кодекса РСФСР за шпионаж в пользу Франции.

Основанием для ареста архитектора был донос, а поводом для доноса — работа Лансере на Северной верфи в 1925–1928 гг. над художественным оформлением интерьеров торговых судов совместно с французским архитектором Жесселем, с которым они общались, естественно, на французском языке. Оба архитектора были приговорены к высшей мере наказания. Для Н. Е. Лансере расстрел был заменен 10 годами лагерей. В действительности же его поместили в «архитектурную шарашку» — Особое конструкторско-техническое бюро (ОКТБ12) технического отдела НКВД, которое находилось на улице Воинова, 4. Все сотрудники бюро, отбывая разные сроки, работали по своим специальностям на «особо секретных объектах». Список работ Н. Е. Лансере за время работы в бюро (с июля 1931-го по 28 июня 1935 года) занимает почти две страницы, среди них проекты отделки кабинетов Наркома внутренних дел и зала заседаний в Кремле, проекты фасадов административного здания на Литейном проспекте, 4 в Ленинграде, реконструкция Конногвардейского манежа под гараж ОГПУ, проект внутренней отделки правительственной дачи на Каменном острове (15 комнат и эскизы мебели); кроме того, архитектурные проекты здания горячего цеха алюминиевого завода в Волховстрое, дома отдыха ГПУ в Хосте, жилых домов для сотрудников того же ведомства на Пироговской набережной в Москве и на углу улицы Воинова и проспекта Чернышевского в Ленинграде, проекты отделки интерьеров парохода «Севастополь», яхты и катера серии «Г4» верфи НКВД по заказу Центрального Комитета компартии Абхазии и т. д.

Даже неполный перечень проектов, из которых почти все были осуществлены, свидетельствует о том, что власти особенно ценили мастерство Лансере в отделке интерьеров. При этом благодаря обязательному участию архитектора в «закрытых» архитектурных конкурсах, результаты которых публиковались в открытой печати, складывалось впечатление, что архитектор находится на свободе и ничего особенного в его жизни не происходит.

На всех чертежах и пояснительных записках присутствовал гриф секретности — следовательно, сам характер работы архитектора, осужденного по обвинению в шпионаже, неизбежно заключал в себе опасность беспощадной расправы. Ведь автор проектов не мог не знать местонахождения, планировки и обустройства «секретных объектов» — «городков чекистов», кабинетов наркомов, правительственных резиденций и дач, жилых домов и квартир номенклатуры…

Однако тогда с расправой решили повременить из-за многочисленных ходатайств о пересмотре дела и освобождении Н. Е. Лансере, в том числе от весьма влиятельных и уважаемых людей, с мнением которых еще приходилось считаться.

Среди последних были заслуженный деятель искусств профессор И. И. Бродский, дирек-тор Ленинградского института живописи, скульптуры и архитектуры профессор А. Т. Матвеев, академики архитектуры А. В. Щусев, И. А. Фомин, В. А. Щуко.

Сыграла свою роль и смена наркомов внутренних дел: вскоре после того, как место арестованного Г. Ягоды занял Н. И. Ежов, часть незаконно осужденных граждан была выпущена на свободу — впрочем, весьма ненадолго… Оказался среди досрочно освобожденных и Лансере.

Когда Николай Евгеньевич вышел на свободу, оказалось, что все темы академической серии, кроме одной — о творчестве Винченцо Бренны,— были уже распределены между авторами, известными учеными, искусствоведами, архитекторами. После недолгих размышлений Лансере подписал договор с издательством.

До повторного ареста оставалось менее трех лет. Все это время Лансере руководил архитектурной мастерской, которая занималась проектированием обширного комплекса Ленин-градского филиала Всесоюзного института экспериментальной медицины (здесь с ним и познакомился А. Н. Петров), каждую свободную минуту посвящая изучению материалов к творческой биографии Бренны.

 

Когда Н. Е. Лансере приступал к работе над монографией о Бренне, ему было ясно, что главы о Павловске и в Гатчине не потребуют больших исторических изысканий: как уже было сказано, и творчеством Чарльза Камерона, и Гатчинским дворцом, и парком в Гатчине он занимался еще прежде. Основной объем предстоящей работы касался истории проектирования и строительства Михайловского замка, убранства его интерьеров. В самых неблагоприятных условиях Н. Е. Лансере смог справиться с этой задачей за два с небольшим года.

В насыщенный ритм жизни семьи Н. Е. Лансере (они жили тогда на Инженерной улице, дом 4, кв. 5) трагическую ноту постоянно вносило пристальное внимание со стороны НКВД: регулярные ночные обыски, поиски в квартире оружия, разорение библиотеки и архива, временные задержания без предъявления обвинения, как в ночь на 11 мая, когда Николая Евгеньевича увезли, а потом отпустили. Подготовленную к изданию рукопись — самую большую по объему среди всех его историко-архитектурных работ (220 машинописных страниц текста) — автор успел отправить в издательство за десять дней до нового ареста. 22 мая 1938 г. Н. Е. Лансере был повторно арестован и снова обвинен в шпионаже. Сведения, которые он якобы успел передать иностранным разведкам, касались, разумеется, «секретных объектов», между прочими — и ВИЭМ. Не выдержав пыток на допросах, Н. Е. Лансере подписал протокол со всеми предъявленными ему обвинениями, после чего был осужден на пять лет лагерей и отправлен из Ораниенбаума в г. Котлас Архангельской области, где находился этапно-пересыльный пункт ГУЛАГа.

Изо всех ходатайств в защиту Н. Е. Лансере лаконичного, почти разговорного по стилю ответа из Главной военной прокуратуры от 21 августа 1939 г. за № 2606 удостоилось только прошение его брата, академика Е. Е. Лансере, проживавшего в Москве:

«Дело Вашего брата пересматриваться не будет, т. к. он осужден правильно. Военный прокурор Главной Военной Прокуратуры — Колосова».

На издание монографии Н. Е. Лансере был наложен запрет. Впоследствии оба издательских экземпляра рукописи, как и объемистые пакеты с иллюстрациями, отправленные в издательство, оказались утраченными.

 

По дороге в Котлас Н. Е. Лансере сумел бросить в расщелину в полу «столыпинского» вагона треугольник — письмо, в котором сообщал родным название станции, где он мог рассчитывать повидаться с сыном перед отправкой в лагерь.

И ведь нашлась добрая душа: кто-то подобрал записку и, переписав адрес на обычный конверт, отправил письмо в Ленинград.

На станцию Котлас эшелон с заключенными прибыл 22 июля 1939 г. Алексей Лансере не сразу узнал отца в бегущем к нему вдоль вагонов седом беззубом старике с торчащими в стороны ушами. Как оказалось, добиваясь признания, следователи били Николая Евгеньевича по ушам тяжелыми томами «Истории русского искусства» Грабаря из его же домашней библиотеки…

Здесь же, в Котласе, 8 августа 1939 г. произошло последнее свидание Лансере с сыном Алексеем, а 16 августа того же года — с женой Еленой Казимировной.

В семейном архиве сохранилась переписка того времени. В одном из писем Николай Евгеньевич просил сообщить, как получить краски для фресковой живописи. Выяснилось, что из-за болезни сердца использовать Лансере на общих работах было невозможно, его поставили на роспись стен в старом храме, приспособленном под клуб.

С началом Великой Отечественной войны и наступления фашистов из-за опасности захвата северных лагерей заключенных пешим ходом перегоняли в глубь России. Более половины при этих переходах погибло…

Некоторое время Н. Е. Лансере несли на руках. Об этом рассказал человек по имени Николай, сопровождавший колонну, не заключенный и не охранник — вероятно, сотрудник НКВД,— когда в конце 1950-х гг. он разыскал семью и поведал вдове об этом последнем этапе Н. Е. Лансере. Каким-то чудом колонне удалось дойти до окраин Москвы, где заключенным был дан отдых. До Саратова их везли уже в товарных вагонах. По прибытии же в Саратов заключенных сразу загнали в баню; Николай Евгеньевич стал задыхаться, у него начался сердечный приступ. Его вытащили на воздух и успели отправить в тюремный госпиталь, где 6 мая 1942 г., не приходя в сознание, он скончался.

Похоронили Н. Е. Лансере в Саратове на тюремном кладбище.

 

Спустя пятнадцать лет после того справедливость в отношении имени Н. Е. Лансере была восстановлена. В справке от 5 ноября 1957 г. за № 2234Н57, выданной вдове Николая Евгеньевича Е. К. Лансере Военным трибуналом Ленинградского военного округа, говорится:

«Дело по обвинению гражданина Лансере Николая Евгеньевича 1879 года рождения, уроженца г. Ленинграда, арестованного 2 марта 1931 года, работавшего до ареста Заведующим архитектурным сектором Ленинградского филиала Госздравпроекта пересмотрено Военным Трибуналом Ленинградского военного округа 4 ноября 1957 года.

Постановления от 19 января 1932 и от 26 июня 1939 г. в отношении Лансере Н. Е. отменены и дело производством прекращено за отсутствием состава преступления.

Гражданин Лансере Н. Е. реабилитирован посмертно.

Зам. Председателя ВТ ЛенВО

Полковник юстиции — Ананьев».

 

В начале 1970-х гг. Наталия Николаевна Лансере попыталась опубликовать монографию отца о Винченцо Бренне. В надежде на содействие и помощь она передала последний сохранившийся беловой машинописный экземпляр работы Н. Е. Лансере в комплекте с иллюстрациями известному исследователю архитектуры Петербурга Л. А. Медерскому, начальнику научного отдела Государственной инспекции по охране памятников. Увы! В официальном ответе, который в дальнейшем определил ее отношение к работе отца, говорилось, что с научной точки зрения рукопись устарела, требует значительной доработки и может быть использована лишь в качестве подсобного материала для исследовательской работы. В семейный архив рукопись не вернулась: скорее всего, Л. А. Медерский намеревался передать ее в научный архив инспекции, но по каким-то причинам не смог этого сде-лать. Так у Наталии Николаевны остался лишь авторский экземпляр рукописи Н. Е. Лансере с его правкой и пометами на полях, с которого когда-то и была сделана беловая перепечатка текста.

Даже в 1984 г. убедить Н. Н. Лансере в том, что работа ее отца имеет самостоятельное научно-историческое значение, что, будучи написана в исключительных обстоятельствах, она является замечательным памятником ушедшему поколению исследователей и хотя бы поэтому должна быть опубликована, было невозможно.

 

В последние годы монография Н. Е. Лансере много путешествовала по редакциям целого ряда издательств. Выдержав приличную паузу, ответственные работники вежливо возвращали рукопись наследникам, часто безо всяких даже объяснений.

Справедливости ради следует заметить: на пути публикации существовали серьезные, вполне объективные препятствия. Как указывалось, за долгие годы практически полностью был утрачен комплект иллюстраций, некогда подобранный автором. Правда, в рукописи сохранилась разметка и была надежда подобрать иллюстрации заново.

Однако и сам текст требовал кропотливой, тщательной подготовки: некоторые источники, на которые ссылается автор, в настоящее время считаются утраченными, другие поменяли места хранения и шифры (это касается архивных источников). Кроме того, наука не стоит на месте, и если цельного и всеобъемлющего исследования о творчестве Винченцо Бренны за истекшие 70 лет так и не появилось, то по отдельным вопросам все-таки имеются новые данные. В частности, некоторые памятники, о которых говорится в монографии Лансере, за последние десятилетия получили новую атрибуцию. Наконец, изменились и некоторые реалии, о которых пишет автор. Говоря проще, академическое издание монографии предполагало кропотливую работу по комментированию текста.

Все эти проблемы, разумеется, были очевидны. Однако в издательстве, где наконец завершаются скитания труда Лансере, согласились с нашими доводами в пользу публикации рукописи без академической научной подготовки.

Мы исходили из того, что главная ценность рукописи заключается уже в самой личности ее автора, в его взгляде на проблемы истории архитектуры, в его исключительной эрудиции, которая так редко встречается сегодня,— читатель обнаружит в ней множество интересных фактов из жизни архитектора, из истории описываемой эпохи, познакомится с оригинальными и вполне справедливыми суждениями автора о предмете его исследования. Наконец, состоит ценность работы и в том, что исследование о творчестве Бренны написано его коллегой — талантливым архитектором, одаренным художником. Мы исходим из того, что Лансере был первым, кто написал книгу о Винченцо Бренне, и его книга остается лучшим, что было о нем написано. Быть может, мы спешили: срок публикации рукописи был строго ограничен. И если в дальнейшем найдутся энтузиасты, которые возьмут на себя труд подготовить новое комментированное издание рукописи Лансере, желаем им успеха на этом нелегком, но благородном поприще.

 

Выражаем благодарность за предоставленные материалы научному архиву КГИОП, а также всем, кто оказал содействие в работе над этой публикацией.

10.11.2008