Издательский дом «Коло»

Сорок лет по дорогам России

Очарованный странник из Луизианы

Имя Уильяма Крафта Брумфилда, американского слависта, профессора Тулейнского университета (Новый Орлеан) хорошо известно специалистам — искусствоведам, историкам русской архитектуры. По ту сторону Атлантики Брумфилд — прежде всего исследователь, автор ряда научных публикаций, в том числе нескольких книг. У нас его знают больше как талантливого и самоотверженного фотографа, избороздившего вдоль и поперек бескрайние просторы России.

В этом году исполняется 40 лет, как У. Б. впервые посетил Россию — тогда, разумеется, это был Советский Союз. Заслуги энергичного, целеустремленного профессора, как и всех подвижников дела, говорят сами за себя и в официальном признании, как правило, не нуждаются. Тем не менее, нельзя не упомянуть того, что в 2006 году У. Б. был избран почетным зарубежным членом Российской Академии Художеств.

Присоединяясь к поздравлениям, мы публикуем с незначительными сокращениями краткий отчет профессора о его странствиях, позволяющий оценить масштабы и ценность его коллекции. Материал публикуется с любезного разрешения редакции журнала «Родина», где он и был напечатан впервые (У. Брумфилд. Северные сокровища // Родина. 2009. № 5. С. 29–33) в переводе Елены Лопатиной. Фотографии предоставлены автором.

Почему мы изучаем, фиксируем и пытаемся сохранить памятники архитектуры — следы прошлых эпох? Традиционно считается, что исторические сооружения — часть национального культурного наследия и поэтому являются объектами особой ценности. Но на практике эти достопримечательности забывались или даже разрушались по экономическим или политическим причинам. Когда я рос на Американском Юге, эти вопросы были мне интересны задолго до того, как я осознал, что Россия станет центром притяжения моей карьеры.

В повести Александра Солженицына «В круге первом» упоминается о том, как представитель советской элиты, увидев руины одной из разрушенных церквей, задумался о судьбе, ранее ему безразличной. Видимо, некоторые цивилизации повязаны со своими руинами, реликвиями, призраками и тенями. Россия — одна из таких цивилизаций; Американский Юг — вторая. Как заметил великий американский писатель Уильям Фолкнер, «прошлое не умерло. На самом деле оно даже не является прошлым».

Сходство между Россией и Американским Югом впервые поразило меня во время посещения Ленинграда в 1971 году. Красота города, даже при всей его немощи, преследовала меня и напомнила о Новом Орлеане, основанном в 1718-м, через пятнадцать лет после основания Санкт-Петербурга. Первоначальный облик обоих городов многим обязан французской военной инженерии.

Позже, уже после написания книг по русской архитектуре, я обратил своё внимание на Русский Север. Я посетил и сфотографировал множество угасающих деревень, в архитектуре которых сохранилась жизнерадостная и творческая атмосфера ушедшего столетия. Для некоторых русских было проще принять меня как представителя «штатовского Юга», начальные сведения о котором были получены из перевода «Унесённых ветром», чем как гражданина США.

И у нас, и во многих уголках России старые раны ещё болят. Наследие рабства и результаты разрушительной войны XIX века в Америке сказались прежде всего на южных штатах, и эти стереотипы продолжают доминировать в сознании южан. Россия долгое время жила за счёт труда крепостных, и её иерархичная история подтверждает исторически сложившееся неравенство.

Во время моих путешествий по России я часто фотографировал военные мемориалы, которые существуют почти во всех русских селениях, даже в маленьких деревнях.

Во многих американских городах есть похожие памятники тем, кто пал в бою. Воспитанный на Юге с его многочисленными мемориалами, посвященными битвам времён американской революции и Гражданской войны, я приобрёл первые знания по военной истории, которые позже помогли мне понять Россию и русский менталитет. Споры о сражениях и стратегиях, о победах и поражениях были частью моего образования, и в России я нашёл похожий интерес и сильное желание понять грандиозные конфликты прошлого. Поехав на Север, я вернулся на Юг.

Хотя начало моего исследования Русского Севера относится к 1988 году, когда я совершил поездку в Кижи, по-настоящему я этим занялся в 1995-м, после путешествия в Вологду. Я объехал с фотокамерой Архангельскую, Вологодскую и Мурманскую области, Карелию, чтобы запечатлеть потрясающие, но находящиеся под угрозой разрушения, архитектурные памятники Русского Севера: Каргополь, Ферапонтово, Сольвычегодск, Кириллов, Тотьму, Великий Устюг, Соловки...

Моя работа там, как и в любой другой точке России, стала возможна благодаря помощи фонда Гуггенхайма, Национального совета по евразийским и восточно-европейским исследованиям, Американского совета по международному образованию, Национального благотворительного фонда гуманизма, международным программам научного обмена и декану факультета свободных искусств университета Тулейн.

На личном уровне особенно полезна была помощь американских коллег — Блэра Рубла, директора Института Кеннана по комплексному изучению России; Дэна Дэвидсона, директора Американского совета преподавателей русского языка (АСПРЯЛ), и Джеймса Биллингтона, директора Библиотеки Конгресса и специалиста по русской истории. Важным компонентом моей работы и её распространения стала поддержка Архива фотографии Национальной галереи искусств в Вашингтоне. Весной 1985 года фотоархив Национальной галереи предложил создать постоянную выставку моих чёрно-белых фотографий по русской архитектуре. В результате этого продуктивного сотрудничества все мои многочисленные фотографии (а теперь и цветные снимки) будут сохранены для будущих поколений.

Я не могу в полной мере выразить все те положительные эмоции, которые мне принесло знакомство с Алексеем Комечем, директором Государственного института искусствознания. Мы познакомились в 1979 году и плодотворно общались до его трагической смерти в марте 2007-го. С помощью Комеча я установил контакты с Министерством культуры, которое обеспечивало меня поддержкой во время моих практических исследований в российских регионах.

Среди других российских коллег, которые часто оказывали поддержку в ответственные моменты, необходимо вспомнить А. П. Кудрявцева, президента Академии архитектуры и инженерных наук, Д. О. Швидковского, ректора Московского архитектурного института, и Д. О. Саркисяна, директора Государственного музея архитектуры имени Щусева. В регионах России местные специалисты были очень великодушны, помогая при дальних переездах и делясь своими знаниями. Например, в Вологодской области я проехал сотни километров с М. И. Карачевым и О. Самусенко. Сотни фотографий из этих путешествий сегодня составляют важную часть моего архива.

Новый горизонт для моих исследований России открылся в 1999 году, когда Библиотека Конгресса и её директор Джеймс Биллингтон пригласили меня принять участие в совместной русско-американской культурной и образовательной программе под названием «Смыкание границ». Программа была основана на предположении, что, несмотря на все очевидные различия в истории и культуре России и США, существуют параллели в русском движении на восток и американском движении на запад в погоне за национальной, трансконтинентальной судьбой. Факт в том, что эти два национальных продвижения, закончившиеся в Тихом океане, привели к «смыканию границ».

Цель программы — создание двуязычного сайта в Интернете с большим количеством материалов по истории американского Запада и русского Востока, включая визуальные материалы и документы из библиотек обеих стран. Этот сайт доступен всем, у кого есть Интернет, но целевая аудитория — студенты и преподаватели. Моя роль заключалась в фотографировании и описании традиционной русской архитектуры как основы для размышлений над продвижением России на Восток, с Крайнего Севера — на Дальний Восток, с XV по XX век. Предыдущие годы работы в качестве фотографа и историка дали мне обширные знания европейских традиций русской архитектуры, но теперь я должен был увидеть эту культуру с иного ракурса — в евразийском стиле.

17 августа 1999 года, сев в поезд на Ярославском вокзале Москвы, я достал снимки, плёнки и копии моих опубликованных работ и направился на восток. Конечный пункт — Сибирь...

Мой путь проходил по старой дороге из Москвы через Владимир и Нижний Новгород, а оттуда до Кирова. Появляется чувство границы, когда поезд движется на восток мимо величественных разливов Волги и оставляет позади её высокий западный берег у Нижнего Новгорода. Это широкий канал, по которому купцы с востока и завоеватели из Азии направлялись к землям древних славян. С другой стороны русские купцы, охотники, казаки и другие поселенцы направлялись на запад. Азия всё ещё далеко, но Евразия, кажется, совсем близко.

И всё-таки, это Европа. Сам Киров, расположенный в живописной холмистой местности с панорамой на реку Вятку, — это даже не начало конца европейского континента. Этот древний город, упомянутый в русских летописях под названием Хлынова, возник на реке Вятке, населённой в те времена финно-угорскими племенами, задолго до того, как здесь появились первые славяне. Как и другие столицы областей, Киров пытается модернизировать свою экономику и сохранить культурное наследие. Здесь, так же как и во время путешествий по западным регионам, местные специалисты были предупреждены о моём приезде, что помогло нам в совместной работе.

Из Кирова я направился в Пермь. Большую часть пути железная дорога идёт вдоль реки Чепцы, притока Вятки. Красивые округлые холмы перемежаются с полями и лесами. Августовская погода в этой части света весьма разнообразна. Во время моего восьмичасового путешествия массивные дождевые облака сменялись солнечными лучами, которые блестели ещё больше на листьях, покрытых каплями дождя. Живописные деревни, как правило, из бревенчатых домов сменялись широкими полями. Наконец, поезд пересёк мощную реку Каму и около полудня ворвался на станцию Пермь. Пермь — привлекательный город с широкими бульварами. Что касается традиционной архитектуры, то в небольших городках севера, таких как Соликамск, Чердынь, Нироб можно встретить большее разнообразие памятников. Во время моих восточных путешествий я обычно начинал со столицы региона, затем перемещался в более древние исторические поселения. Местные коллеги всегда помогали добраться туда.

Я вернулся в Пермь, сел на поезд до Екатеринбурга и, наконец, пересёк Уральский хребет, уехал из Европы и оказался в Азии. Однако Екатеринбург не показался мне менее европеизированным, чем Пермь. Для изучения советской, особенно конструктивистской, архитектуры в Екатеринбурге (прежнем Свердловске) мы найдём большое количество интересных памятников. Даже Москва не может похвастаться таким количеством зданий в стиле конструктивизма.

Местные архитекторы предлагают прокатиться в исторические места на севере — Невьянск и Верхотурье, основанные как важные транзитные пункты по дороге в Сибирь для первых русских колонистов, которые спускались вниз по реке Тура в Тобольск. Я регулярно совершал путешествия на север, чтобы прочувствовать настоящую сибирскую дорогу, проложенную значительно севернее «московской дороги», появившейся в конце XVIII века. Символом того, что русские власти распространили своё влияние на Верхотурье, служат кремль и церковь Троицы, возвышающиеся над рекой Турой. Троицкий храм уникален не только из-за необычного расположения, но и вследствие интересного соединения элементов итальянского Возрождения, средневекового московского стиля, украинского барокко и особого художественного вкуса, проявившегося в отделке фасада керамическими элементами. Хотя внутреннее убранство пострадало из-за грабежей и только недавно там начат ремонт, внешне церковь в прекрасном состоянии.

Моё настоящее знакомство с Сибирью произошло в Тюмени, также стоящей на реке Туре. Сейчас Тюмень наводнена нефтяными деньгами, но городу удалось сохранить уникальную деревянную архитектуру исторического центра, и некоторые храмы сейчас восстанавливают. Особенно впечатляют церкви в стиле «сибирского барокко» начала XVIII века с украинскими влияниями.

Из Тюмени я снова отправился на север, на этот раз в Тобольск — сибирскую столицу XVII века. С обрывистого берега могучего Иртыша горделиво смотрит Тобольский кремль с ансамблем церквей и башен — один из самых впечатляющих памятников Сибири. Большинство городских церквей XVIII столетия всё ещё не функционируют, хотя некоторые и были восстановлены в качестве приходов, как, например, польская римско-католическая церковь.

Я подвёл итоги своего сибирского путешествия в Омске, также расположенном на Иртыше. Центр Омска (население города около 1,2 млн. человек) достаточно неплохо сохранился и отражает процветание Западной Сибири начала XX века. Театры, гостиницы, банки, торговые галереи выглядят потрясающе. Помимо обновлённых православных церквей, в Омске есть действующие мечети и красиво отреставрированная деревянная синагога.

Отправляясь на север по реке Иртыш, я посетил Тару — ещё одно раннее поселение (1594), охранявшее путь на восток. Только одна церковь из более десятка не была разрушена здесь в советский период. Посмотрев на дореволюционные изображения этих мест, можно понять, какое богатство было потеряно. Мы свернули с дороги в деревню, маленькие бревенчатые домики которой напомнили мне фотографии домов американских поселенцев XIX столетия.

Из Омска я направился в Новосибирск — важный железнодорожный центр, построенный в конце XIX века и являющийся теперь самым крупным мегаполисом Сибири. Здесь богато украшенные бревенчатые дома начала века стоят бок о бок с авангардными конструктивистскими архитектурными сооружениями и огромными зданиями сталинского периода. Большая часть интеллектуальной энергии приходит из расположенного неподалеку научного города-спутника — Академгородка, где работники Музея истории сибирской культуры показали мне свою знаменитую коллекцию доисторических мумий Алтайского региона. Дальше на моём пути были Барнаул, Томск, Красноярск и Енисейск. По дороге из Барнаула в Томск мой поезд кружил по холмистой местности, и я смог в полной мере насладиться красотой осенней листвы, которая сильно контрастировала с разрухой в деревнях, раскинувшихся вдоль железной дороги. В Томске меня встретил мой друг из прекрасного университета, старейшего в Сибири. Томск знаменит своими деревянными домами с искусной декоративной гравировкой начала XX века. Многие ещё стоят, особенно в татарском квартале, где реставрировали Белую мечеть. Как и в других частях Сибири, я наблюдал здесь многоэтническое сообщество, что примечательно для региона, где почти все приезжие. Во время моего пребывания в Красноярске я проехал 340 километров на север до другого исторического города — Енисейска. В XVII веке Енисейск был одним из основных русских укреплённых пунктов Сибири, и сохранившаяся архитектура напоминает о былом величии города. Как и повсюду, многие церкви были варварски разрушены в советский период.

Из Красноярска мой путь лежал в Иркутск — город, центр которого сравнительно неплохо сохранился со времён дореволюционного расцвета. Для меня было большим удовольствием консультироваться у профессора Иркутского университета и специалиста по истории польских ссыльных в Сибири Болеслава Шостаковича, представителя той же семьи, что и великий композитор. Несмотря на разрушения советской эпохи, в Иркутске сохранилась самая интересная церковная архитектура азиатской части России, включая православную церковь XVIII века, фасады которой украшены декоративными элементами, созданными под влиянием буддистского искусства. Несмотря на лёгкий мороз, иркутскую золотую осень начала октября можно было назвать идеальной, лучшим примером «золотой осени», и самой подходящей для посещения одного из природных чудес света — озера Байкал.

Иркутск обозначил конец первого этапа моего сибирского вояжа. После продолжительных исследований в Архангельской и Вологодской областях зимой, весной и в начале лета я вернулся в Иркутск в начале сентября 2000-го для проведения третьей части моей работы для Библиотеки Конгресса. За месяц я должен был добраться до Владивостока. Я присутствовал при освящении нового католического костёла Непорочного Зачатия в Иркутске и видел, как восстанавливают буддистские храмы и монастыри в прибайкальских районах, населённых бурятами. Я проехал через Улан-Удэ, Читу, Нерчинск, Хабаровск: каждый из них был по-своему интересен.

И вот Владивосток, который грелся в лучах солнца, что было особенно приятно после серии тайфунов, зародившихся в ту пору в Японском море. Местные специалисты по сохранению исторического наследия показали мне близлежащий Уссурийск и местный парк на острове Русском.

В 2001 году я, как обычно, продолжил мои путешествия по Русскому Северу, но дополнительным пунктом моей летней программы стало изучение архитектуры Самары, включая Сызрань. Меня особенно поразили долина Волги и знаменитые Жигули. В мае 2002-го я впервые увидел Якутск, далее был Хабаровск, затем по реке Амур — Комсомольск-на-Амуре, где сосредоточена уникальная советская архитектура 1930–1950-х годов, и в Благовещенск — город, богатый архитектурными памятниками конца XIX — начала XX века. Позже мне посчастливилось много работать в Воронежской области и Татарстане, не забывал я и о моём любимом Русском Севере.

От редакции: Уильям Брумфилд нашёл множество способов поделиться со всеми желающими своими фотоматериалами и исторической информацией, собранными за десятилетия странствий по России. Выше уже упоминалось о постоянной экспозиции его фоторабот, размещённой, в частности, на сайте Библиотеки Конгресса США (см. здесь). В последние годы при поддержке Института Кеннана многие его фотографии, снабжённые русскими и английскими текстами, опубликованы издательским домом «Три квадрата» в серии «Открывая Россию». То же издательство выпустило и несколько его толстых книг, посвященных богатому архитектурному наследию Вологодской области.

30.05.2010