Издательский дом «Коло»

О старых домах и новых книгах

В. Г. Лисовский. Деревянный дом. История и архитектура.— Санкт-Петербург : Росса Ракенне СПб., 2009.—152 с. : 198 ил.

Писать о трудах профессора В. Г. Лисовского — дело благодарное и даже весьма приятное. Каждая его книга — спецкурс, или даже целый курс из истории архитектуры. Широкая эрудиция, педантичная точность, традиционная методика подачи материала, ясная концепция — все это составило Владимиру Григорьевичу Лисовскому репутацию серьезного, авторитетного исследователя.

На сей раз добротный (хотя и непривычно лаконичный, «пунктирный», как сказано во введении) историко-искусствоведческий очерк мэтра посвящен русской деревянной архитектуре XVIII — начала ХХ века.

Однако область моего интереса — сама книга, издание, подготовленное к печати, надо полагать, в Петербурге и отпечатанное в Кéуруу (Финляндия). Ведь книга сама по себе — факт культурного быта, и в этом качестве часто заслуживает особого внимания.

Про эту же книгу приходилось слышать, что она «красивая». Мне кажется, это — сомнительный комплимент. Иной автор, пожалуй, может и обидеться. А между тем, «Деревянный дом» прежде всего красивая книга; по-крайней мере, создатели явно видели ее именно таковой: «стильный», почти квадратный формат, «благородная» матовая пленка, матовая же бумага, тонированные под сепию старые фотографии (а заодно уже и гравюры, и акварели, и даже репродукции с работ маслом), серебристая ленточка-ляссе, и даже фольга на переплете серебряная, и совсем ее даже не много.

Словом, стильная фотокнига на манер шестидесятых в духе интернационального модернизма: рубленый шрифт (слишком крупный для узкой колонки), иллюстрации навылет на шмуцтитулах, свободная модульная сетка. С «предметом информации», русской деревянной архитектурой, стиль этот слишком явно идет вразрез. К тому же, текст, сверстанный (раньше бы сказали — набранный) сухо, без любви (и без переносов), «проваливается» среди роскошных иллюстраций. Возможно, на бесхитростных людей книга производит впечатление именно красивой потому, что читать ее не очень хочется.

Иллюстрации же стóят того, чтобы о них написать особо. Во-первых, их очень много — почти две сотни (среди них около тридцати полосных). Во-вторых, по содержанию, информативности, выразительности подавляющее большинство действительно замечательно хороши. В основном это — историческая съемка, репродукции произведений архитектурной графики, гравюр, открыток и т. п. В-третьих, подготовлены к печати (и отпечатаны) они весьма и весьма хорошо. Иллюстрации строго следуют за текстом, что немаловажно для читателя. «Проходных», случайных, пожалуй, что и нет.

По художественно-техническому оформлению книги давно уже сближаются с глянцевыми журналами, каталогами, рекламными проспектами и брошюрами. Старой ране, однако, не дают зажить: в жертву культу визуальности приносят все новые виды литературы: учебники, энциклопедии, познавательные книги, теперь уже и научные издания.

Журнальная типографика не может не приходить в противоречие с объемным, сложным по структуре текстом серьезной книги. И, если типограф привык во главу угла ставить интересы содержания, т. е. авторского текста, то дизайнеры — специалисты в области промышленной эстетики — обычно озабочены «общим впечатлением», «образом продукта» или «товара», текст же — субстанция, ради которой и существует книга — почти неизбежно обречен при этом на деформацию.

Взять, хотя бы, пространные врезки под иллюстрациями в новой книге. Широко распространенный, чисто журнальный прием: по строчке, да обо всем — то из одной книжки, то из другой, то вовсе неизвестного происхождения… Ведь нельзя же приписать авторство подобного, скажем, пассажа самомỳ проф. Лисовскому:

«Работая с 1895 г. в совместном архитектурном бюро „Гезеллиус, Линдгрен, Сааринен“, зодчие решили жить и работать вдали от городского шума. Построенный ими… загородный дом-студия… представлял собой целый комплекс построек, включавший в себя общие студии, отдельные дома для семей архитекторов, а также ряд служебных зданий. ‹…› После смерти Г. Гезеллиуса с 1916 г. здесь вплоть до его отъезда в 1923 г. в США располагалась летняя резиденция Э. Сааринена» (с. 131).

Из-за парцеллярной, лоскутной структуры текста читатель постоянно отвлекается (или развлекается), исподволь приучаясь читать клочками, «кусочничать», как говаривала моя бабушка, отчего никак не может «ухватить целого». Впрочем, это — отдельный разговор.

Может показаться, что, следуя традициям русской критики, я взял «Деревянный дом» лишь как повод высказаться о своем — о наболевшем. Но это не совсем так: я намеренно выбрал вполне грамотное, достойное, к тому же превосходно отпечатанное издание, над которым действительно честно потрудился коллектив специалистов (увы, правда, не «книжников»). Но в то же время выбранный (или заданный?) вектор усилий авторов издания, слишком очевидно противоречит материалу и самóй тональности повествования, обещанию «дать почувствовать читателю биение пульса живой жизни, протекавшей за деревянными стенами старинных усадеб». Ведь если деревянный дом «остается не только символом верности полезным национальным традициям… символизирует современный комфорт, служит мерилом вкуса и духовных ценностей, исповедуемых владельцем» (с. 148), так и серьезная, неразвлекательная книга, даже если она набрана простенькой антиквой, может, казалось бы, быть адекватной, полезной и удобной (а значит, и красивой) без нарочитой красивости, без накладных украшений и броской упаковки.

Так в чем же дело? В неразвитости вкуса, в дурном образовании, в отсутствии достойных подражания образцов? Я не думаю. И вкус, и школа, и стиль, повторяю, налицо. В этом-то и кроется самая большая «проблема».

Ключи к ее пониманию (целая их связка) находятся, как и положено, при входе и на выходе — на первых и последних страницах книги. Издание, оказывается, вовсе не предназначено для широкого читателя. Компания-издатель — официальный дистрибьютор финского концерна «Honka», «непревоздойденного лидера в мировой индустрии деревянных домов». Кстати, один из домов, сооруженных компанией в России (весьма основательный и тоже «стильный», заметим), и представлен на обложке книги. Обращением издателя открывается книга, кратким рассказом о фирме завершается. Таким образом, «Деревянный дом» — просто рекламный продукт, маркетинговый ход, двухмерный представительский ролик.

Замечателен сам по себе ассоциативный ряд: деревянный дом — национальные традиции — духовные ценности — книга — духовные ценности — исследование заслуженного мастера — солидная, надежная компания. Только вот с «планом выражения» получается не так стройно.

Представительская продукция у авторов проекта ассоциируется с рекламой, с каталогом, брошюрой, буклетом; традиции и культурные ценности — с телевидением (во всяком случае, с экраном) и журналом. Отсюда преобладание тонированного (т. е. цветного, даже того, что «не может» быть цветным) изображения, врезки под иллюстрациями, характерная тональность зачина предисловия (очевидно неавторского):

«Деревянный дом… Пожалуй, у каждого из нас есть свои личные воспоминания о деревянном доме: теплая бабушкина избушка в деревне; милая сердцу пригородная дача, на которой прошло не одно лето нашей юности…» и т. д. (с. 9).

Отсюда же нарочитая «современность» и «стильность» художественного решения, отсюда избыточность эстетической информации. Авторскому тексту в этом «сообщении» отводится подчиненная, второстепенная роль; он лишь повод для главного — рекламного — сообщения. Читать его, как будто, и не обязательно.

Что же? Когда в большом и славном городе событие культурной жизни интерпретируется как PR-акция, корпоративный праздник, уместны ли уже жалобы на то, что книга сближается с журналом, что художественное оформление ее плохо согласуется с темой?

03.02.2010